🔎 Кто он - настоящий посттравматик?
ПТСР... Или Афганский синдром, или Марсов синдром. К этому расстройству сейчас принято относить не только солдат - ветеранов боевых действий, но также и беженцев, и жертв бомбардировок, катастроф, террористических актов. Но я хочу описать именно “афганский синдром”, так как мне приходилось общаться именно с ветеранами, а с одним из них даже прожить вместе приличный кусок жизни. И мне, как наблюдателю жизни этих самых посттравматиков, странно читать на различных ресурсах неверные описания к данному расстройству. Попробуем здесь разобраться.
В интернет источниках в большей степени описывается данный синдром с позиции психотравмы: люди пережившие стресс избегают мыслей, чувств, разговоров о пережитых событиях. Внешний раздражитель, например, плач ребенка или новости по телевидению могут вернуть их в состояние “там и тогда”, напомнить о тех ужасах и заставить вновь их пережить.
Для ветерана же события или воспоминания не являются чем-то болезненным, куда невозможно вернуться. Мало того, посттравматик всем своим существом именно желает туда вернуться. И если солдат не сломался на войне, если психически выдержал все тяготы и лишения, привык жить в боевой готовности - такой человек с более менее сильной психикой претерпевает фундаментальные изменения психики, изменения сознания.
Вспомним героя фильма “Брат”, Данилу Багрова, и на его примере дадим описание настоящего посттравматика. Замкнутый, неразговорчивый, не рассказывает, что происходило с ним на фронте. Помните его ответ на вопрос - где служил. “Да, там, писарем отсиделся.” Это и понятно - бывший солдат не будет делиться своими воспоминаниями с теми, кто эти воспоминания не разделяет и не понимает. Только со своими сослуживцами он находит взаимопонимание. И в фильме “Брат 2” как раз показали, как герой оживает в кругу настоящих друзей - однополчан. Чуть позже зритель наблюдает, как герой едет в Америку - устранять врагов, виновных в убийстве друга, и делает это легко, с холодным здравым рассудком.
Другой кинематографический пример. Доктор Ватсон из сериала “Шерлок” мучается хронической усталостью, головными болями, бессонницей и прочими болезненными симптомами расстройства, полученного в Афганистане. И что же происходит с Ватсоном когда в его жизни появляется Шерлок, когда начинается полная опасностей гонка за преступниками? Ватсон оживает, у него даже проходит больная нога, не говоря уже о бессоннице и плохом пищеварении. Всё просто объясняется: мирная жизнь для Ватсона, как и для любого другого посттравматика, невыносима. После войны человек уже не может жить по-другому, не мыслит как это по-другому. И даже организм дает сбои, не понимая в каком режиме ему теперь функционировать.
Одна из составляющих ПТСР является так называемая адреналиновая зависимость. И если гражданскому адреналино зависимому острые ощущения нужны, чтобы чувствовать себя в тонусе, то есть хорошо, то человеку страдающему ПТСР адреналин нужен чтобы не чувствовать себя плохо, зависимость здесь проявляется на более глубоком уровне. Когда вокруг течет мирная жизнь, посттравматик начинают хиреть, разваливаться, проявляется целый букет симптомов.
У моего мужа, к примеру, были панические атаки, депрессивные настроения и хроническая усталость. Но как только объявили СВО - всю симптоматику как рукой сняло. Да, его еще не призвали на войну, но он уже живет в боевой готовности, и ему от этого - неплохо. Ум и аналитические способности работают отменно, работоспособность возросла, сон нормализовался, панические атаки и страх смерти, которыми он мучился раньше, отступили. Казалось бы сейчас, в это неспокойное время, когда обычные люди обращаются ко мне со своими страхами и тревогами, у посттравматика всё иначе. Когда нависает реальная угроза для жизни бывший солдат не боиться, потому что научились не бояться там и тогда - на другой войне.
Мало того, если в жизни нет реальных потрясений, для того чтобы взять для себя недостающую дозу адреналина, посттравматик может их искать. Это и экстремальный спорт, и бытовые стычки, и алкоголь, и настоящие преступления…
И мы, психологи, не можем сбрасывать данный факт со счетов - перестройка в организме и психике посттравматика уже произошла.
Как у Высоцкого в песне: “И людей будем долго делить на своих и врагов”. На войне с этим просто и понятно. Но у бывшего солдата и в мирное время тоже всё просто - мир для него остается поляризованным. Есть “свои” и есть “чужие”. И не всегда в категорию “своих” попадают родственники. Зачастую ветераны отдаляются от родственников и чувствуют себя непонятыми. Они тяжело интегрируются в коллективы и предпочитают работать в одиночку.
Например, для моего мужа лишний раз посетить общественное место: сходить на собрание в школу, обратиться в поликлинику или в окошко нужной конторы - довольно трудная задача. Ведь в таких местах могут возникать споры, конфликты, чего мой муж предпочитает избегать. Реакция посттравматика на банальный конфликт или бытовое хамство может быть неадекватной и несоизмеримой с самим раздражителем. И здесь вернемся к герою фильма “Брат”. Как легко и хладнокровно он расправляется со своими врагами. Да бандитами и негодяями, но под его легкую расправу попадает и обычный алкаш, обидевший свою жену. Наверное, посттравматику с его обостренным чувством справедливости действительно лучше избегать житейские конфликты, ведь для него нет никакой разницы, никаких полутонов, нет даже законов, которые бы его остановили.
Вернувшись с войны постравматик продолжает в своем сознании находиться на войне. Именно это и сказал Майкрофт Холмс доктору Ватсону в сериале “Шерлок”: “Вы не страдаете от последствий войны, Вы всем своим существом стремитесь туда вернуться, потому и бегаете за моим братом Шерлоком, ввязываясь в эти истории с убийствами”. И это правда. Человек, однажды побывавший на настоящей войне, идентифицирует себя с перенесенными тяготами и лишениями. Он становится потерянным для общества, не встроенным в это общество. Да, пожалуй, это отличная характеристика для посттравмата, который вернулся в обычную жизнь: неустроенный, непонятый, одинокий…
Я считаю, что нельзя ставить в один ряд, причислять к одному расстройству и жертв катастроф, и ветеранов боевых действий. И если ПТСР - это именно афганский синдром, то предположим, женщину, пережившую бомбежку, но не участвующую в военных действиях, нельзя причислять к ПТСР. Она является именно жертвой со своими проявлениями: слезами, плачем, своими неврозами, страхами вернуться в те места, вспомнить те события, с попытками всех обвинить и т.д. Но это уже другой синдром.
Не исключаю, что и у нашего посттравмата-ветерана на растройство могут накладываться свои неврозы, тревожные состояния, психосоматика, и это тоже нужно учитывать. Но также необходимо понимать: если солдат был в реальном соприкосновении с врагом, воевал и убивал, его психика претерпевает фундаментальные изменения - этот человек действительно становится другим.
Едва ли ПСТР как синдром излечим. Однако если понимать особенности данного расстройства, можно помочь такому человеку, чтобы в мирное время он не чувствовал себя потерянным…Чтобы продолжал функционировать в привычном для себя режиме - в мире где всё просто, где есть “свои” и их надо защищать, где есть “враги” и их надо побеждать. Конечно, необходимо искать возможности интеграции такого человека в общество, обеспечения его работой не в офисе, а на “поле боя” - спасение людей в огне, снегах, лесах… Это могут быть и частные военные компании, и МЧС, и ОМОН. Это и грамотная психологическая помощь, которую возможно оказывают “свои” психологи даже не с целью вылечить ПТСР, а с целью реализовать в жизни, в ситуациях мирного времени этого навсегда изменившегося человека.
(с) Анна Фёдорова, логопед - психолог, автор методики взрослой логопедии "исправляем речь"
